Многие слышали эту фамилию, некоторые даже знают, что скрывается за этими словами, но кто же в действительности был этот человек и благодаря каким качествам он превратил отсталую Османскую Порту в светское государство Турцию.

Мустафа Кемаль родился в 1881 году в Салониках в Греции, на территории Македонии. В то время эта территория контролировалась Османской империей. Отец его был мелким таможенным чиновником, мать — крестьянкой. Его путь в офицерство был предопределен дерзким характером, непомерным честолюбием и отличными физическими данными. Ранняя смерть отца, наступившая нищета, повторное замужество матери и вражда с отчимом ускорили поступление в военную школу в Салониках, затем в военный колледж в городе Монистире. Следующими ступенями в профессиональном росте были Высшая командная школа в Стамбуле и с 1899 по 1905 году Османская военная академия.

Испытывая неприязнь ко всему германскому, Кемаль, тем не менее очень походил на офицера вермахта — прежде всего, конечно, чисто немецким педантизмом по отношению к службе и своему внешнему виду.

Во время обучения Кемаль и его товарищи основали тайное общество «Ватан». «Ватан» — турецкое слово арабского происхождения, которое можно перевести как «родина», «место рождения» или «место жительства». Общество характеризовалось революционной направленностью.

В 1904 году тайное общество было выдано предателем. В стране шпионаж был самым верным способом заработка. Но Кемалю повезло: одной из причин его освобождения было заступничество военного командования, не хотевшего терять перспективного офицера, его признали «не представляющим угрозу» и направили для прохождения службы в Дамаск.

Но и там капитан Генерального штаба Мустафа Кемаль не оставил свои свободолюбивые убеждения и в следующем году организовал тайное общество «Ватан ве хюрриет» («Родина и свобода»).

Но Дамаск был дальней глухой провинцией. Дальше разговоров о продажном султане и коварстве иноземцев здесь дело не шло. Кемаль, не сумев добиться взаимопонимания с другими членами общества, покинул его. Добившись в 1907 году перевода в Салоники, секунд-майор Мустафа Кемаль вступил во франкмасонское общество «Единение и прогресс», которое сотрудничало с движением младотурок. Кемаль был лично знаком со многими ключевыми фигурами в младотурецком движении, но не участвовал в перевороте 1908 года.

Через два года его командируют во Францию для изучения европейского военного опыта. По возвращении Мустафа Кемаль был назначен в 3-й армейский корпус, штаб которого находился опять же в Салониках.

Его манера откровенно и остроумно выражать свое ироническое отношение, особенно по поводу крикливых идей панисламизма и объединения всех мусульман под знаменами некой новой Османской империи, еще больше отдалили Кемаля от масонского правительства. Он посвятил себя исключительно делам службы, написал несколько небольших монографий по военной тематике, усмирил восставших албанцев, принял участие в маневрах французских войск в Пикардии, около года с 1911 по 1912гг. воевал в Триполитании с итальянцами и на Балканах с греками во время второй Балканской войны в 1913 году. Кемаль стал боевым офицером, исповедовавшим германскую наступательную тактику. В политику уже подполковника Кемаля, с его резко националистическими взглядами, не пускали и своевременно отправили военным атташе в Софию.

Короткая передышка перед первой мировой войд первой мировой войной оказалась единственным периодом в жизни Кемаля, когда он мог отдаться романтическому чувству. Турецкий военный атташе влюбился в дочь министра обороны Болгарии, Мити, но о браке мусульманина и христианки нечего было и думать.

Когда разразилась первая мировая война, Кемаль, презиравший немцев, был потрясен тем, что султан сделал Османскую империю их союзником. Однако, вопреки личным взглядам, он искусно руководил вверенными ему войсками на каждом из фронтов, где ему приходилось воевать. Так, у Галлиполи с начала апреля 1915 года он сдерживал британские силы более полумесяца, заслужив прозвище «Спаситель Стамбула», это была одна из редких побед турок в Первой мировой войне. Именно там он заявил своим подчиненным: «Я не приказываю вам атаковать, я вам приказываю умирать!» Важно, что этот приказ не только давался, но и исполнялся.

Война ускорила распад империи. Заключив с Германией военный договор, Турция поставила себя под удар Антанты. Англия, Франция, Италия, Россия, Греция договорились о расчленении Порты. России были обещаны Стамбул — некогда православный Константинополь — и часть восточной Фракии. Все это было более чем реально. На кавказском фронте русские полки воевали много успешнее, чем на других направлениях. Они не знали поражений и упорно продвигались в глубь Турции.

Полковник Мустафа Кемаль командовал к завершающему этапу Галлиполийской операции уже 16-м армейским корпусом, занимавшим стратегически важный участок.

Операция по захвату Галлиполийского полуострова длилась 300 суток. За это время Великобритания потеряла 119,7 тысячи человек, Франция — 26,5 тысяч, Турция — 185 тысяч человек.

В январе 1916 года жители Стамбула горячо приветствовали героя галлиполийской обороны как спасителя столицы Турции. За проявленную доблесть Мустафа Кемаль получил давно заслуженное им звание генерал-майора, титул паши и стал быстро продвигаться по служебной лестнице, получив под свое командование 2-ю армию на кавказском фронте и 7-й армию на палестино-сирийском фронте.В начале 1918 года Кемаль в качестве почетного адъютанта султана сопровождал наследного принца в поездке на германский фронт, в ставку кайзера.

Капитуляция Турции в октябре 1918 года стала концом империи. Утратив три четверти территории, в основном арабские и балканские провинции, Турция цеплялась за последнее — за Стамбул с проливами и Анатолию. Одержавшие победу союзники обрушились на Османскую империю как изголодавшиеся хищники. Казалось, что Османской империи, которая долго слыла «Большой державой Европы" — ибо годы автократии привели ее к внутреннему разложению, — война нанесла смертельный удар.

Похоже было, что каждая из европейских стран желала урвать себе ее кусочек Условия перемирия были очень суровыми, а союзники заключили тайное соглашение о разделе территории Османской империи. Великобритания к тому же не стала терять времени даром и развернула свой военный флот в гавани Стамбула. В начале первой мировой войны Уинстон Черчилль спрашивал: «Что случится в этом землетрясении со скандальной, разрушающейся, дряхлой Турцией, у которой нет и гроша в кармане?»

Султан Мехмед VI умолял британского короля Георга V сохранить ему власть и заранее принимал любые условия, в том числе оккупацию всей территории Турции, полное разоружение и тотальный финансово-экономический контроль. Официальный Стамбул по требованию союзников согласно Севрскому договору 1920 года обязался подавлять народные бунты и пресекать выступления бандитов, то есть партизан, действовавших в основном в Анатолии. Там же находились остатки регулярной армии.

Когда султан Мехмед VI сместил правительство Талаат-паши и заменил его беспартийным кабинетом Ахмета-Иззет-паши, руководство турецкой армией перешло к адъютанту султана.

Союзники рассчитывали сохранить султанат, и многие в Турции верили, что султанат выживет в условиях иностранного регентства. Кемаль же хотел создать независимое государство и покончить с имперскими пережитками.

Отыскав семью, чудом выбравшуюся из Салоников, Кемаль добился назначения на пост главы армейской инспекции и выехал в Анатолию. Его план был прост: собрать вокруг себя боеспособные остатки армии, объединить патриотически активное население и перейти к боевым действиям.

Кемалю удалось организовать два конгресса восточноанатолийских «обществ защиты прав», на которых были приняты основные положения национальной программы, так называемого «национального обета». Эта программа позволяла декларативно закрепиться в границах компактного проживания турок и окончательно порвать с концепцией Османской империи. Кемаль отстоял идею безмандатной Турции, то есть свободной от мандатного контроля какой-либо из стран Антанты, и сформировал временное правительство — Представительный комитет, которое сам и возглавил.

Все это вызвало ожесточенную критику со стороны султана и оккупационных властей. За отказ вернуться в Стамбул генерал Кемаль был разжалован и лишен всех наград. Султан объявил «священную войну» против националистов, особенно настаивая на казни Кемаля. В ответ Кемаль перенес резиденцию Представительного комитета в Анкару, в центр страны, и созвал Великое национальное собрание Турции (ВНСТ).

Понимая, что получить всю полноту власти в нынешних условиях невозможно, Кемаль добился самого главного — признания капитулянтских договоров султана недействительными. Аннулировались все конвенции, акты и соглашения с союзниками, заключенные без согласия ВНСТ.

Во время работы собрания Кемаль показал себя тонким и расчетливым политиком. Он привлекал к сотрудничеству всех сколько-нибудь лояльных к нему людей, понимая, что чем больше рычагов воздействия на общество окажется в его власти, тем быстрей он справится с анархией и политической разноголосицей, захлестнувшей страну. Кемаль был решителен и хитер и повадками в самом деле напоминал волка.

Тем временем Кемалистская революция набирала силу. 23 апреля 1920 года Великое национальное собрание Турции, председателем которого был Мустафа Кемаль-паша, объявило себя носителем верховной власти в государстве. В сентябре 1921 года султан был вынужден передать своему бывшему адъютанту звание и должность Верховного главнокомандующего.

На этом высоком посту Мустафа Кемаль-паша вновь отличился на военном поприще, на сей раз в Греко-Турецкой войне 1920-1922 годов. Высадившись в Смирне, греческие войска сумели пробиться в центральные области страны и захватили во Фракии город Адрианополь, в Анатолии — город Ушак, в 200 километрах от Смирны и южнее Мраморного моря города Бандырма и Бурса.

За победу турецкой армии в многодневных упорных боях в августе — сентябре 1921 года на реке Сакарья Мустафа Кемаль-паша, лично командовавший здесь турецкой армией, получил высшее воинское звание маршала и почетный титул «гази» («победоносный»).

В ноябре 1922 года был упразднен султанат, в марте следующего года — халифат. 29 октября 1924 года Турция была провозглашена республикой, и Мустафа Кемаль-паша стал ее первым президентом, одновременно сохранив за собой пост Верховного главнокомандующего. Эти посты он занимал до своей смерти.

Заручившись коллективной порукой по какому-нибудь непопулярному решению, например, об организации «судов независимости», скроенных по образцу «судов Реввоенсовета» , или о сорокапроцентном налоге с населения в пользу освободительного движения, он начинал активно претворять решение в жизнь. Но самой главной целью было воссоздание армии. Кадровый офицер Мустафа Кемаль не любил партизанщину. Он поддерживал так называемые «зеленые отряды» только до той поры, пока они были нужны в борьбе с оккупантами. После решающего разгрома греческих войск в Сакарийской битве (сентябрь 1921 года) и освобождения Смирны Кемаль объявил все партизанские отряды распущенными. Неподчинившихся разогнал силой.

Так же он поступил и с политическими партиями, которые, как он выражался, «нервировали общество безответственными иллюзиями». В январе 1921 г. группу турецких коммунистов, прибывших из Советской России (компартия Турции была наскоро образована в Москве из числа военнопленных), без лишнего шума вывезли в открытое море и… утопили. Что, впрочем, не помешало Кемалю и Ленину наладить перспективные отношения.

Советское и кемальское правительства первыми признали друг друга и до конца жизни Ататюрка (1938 год) поддерживали тесные военные, экономические и культурные связи. В 1920-1922 годах Советы через Новороссийск, Туапсе и Батуми поставили Турции около 40тысяч винтовок, сотни пулеметов, 54 орудия с многотысячным комплектом снарядов и огромное количество военного снаряжения. Турецкие корабли пополнялись командным составом черноморско-азовского флота. Через Азербайджан в Турцию шли нефть, бензин и керосин. Эмиссары в лице Фрунзе, Мдивани и посла Аралова вывезли в Турцию из пухнувшей от голода и лежащей в разрухе России не менее 10 млн рублей золотом. Именно такую сумму Ленин обещал Кемалю в 1921 году.

Российских коммунистов привлекала идея перерастания национально-освободительной войны в пролетарскую и установление контроля над проливами. Кемаль умело вел двойную игру. Ведь, объективно говоря, именно претензии турок на Батуми, Александрополь (Ленинакан) и бакинскую нефть толкнули закавказские республики в объятия Советского Союза. В конце 1920 года в Армению и Грузию были введены войска Красной Армии, которые и остановили турецкое наступление, спровоцированное армянскими дашнаками. Турки на войну с Советской Россией не решились.

По Московскому договору о дружбе и братстве (1921 год), Ленин подарил Кемалю без малого 20 тыс. кв. км территории с населением 492 тысячи человек, проживавших в закавказских округах Каре, Ардаган и Артвин.

Между тем в самой Турции к осени 1922 года военные действия с Антантой практически закончились. Мустафа Кемаль и его соратники хорошо понимали истинное место страны в мире и ее подлинный вес. Поэтому на вершине военного триумфа Мустафа Кемаль отказался продолжать войну и ограничился удержанием того, что, по его мнению, было турецкой национальной территорией. Лозаннская конференция по выработке условий мирного договора между Турцией и державами Антанты закрепила завоевания Кемаля.

1 ноября 1922 года Великое национальное собрание распустило султанат Мехмеда VI, а 29 октября 1923 года Мустафа Кемаль был избран президентом новой Турецкой Республики. Провозглашенный президентом, Кемаль, на деле, без колебаний стал настоящим диктатором, объявив вне закона все соперничавшие политические партии и вплоть до своей смерти инсценировал свое переизбрание. Свою абсолютную власть Кемаль употребил на реформы, надеясь превратить страну в цивилизованное государство.Через полгода он упразднил халифат, тем самым дав понять, что будет строить светское государство, опирающееся на армию.

Вся идеология Кемаля сводилась к простому и очень действенному лозунгу: Турция только для турок! Восстание курдов было подавлено, оппозиция из бывших военачальников и представителей масонского правительства обезглавлена.

В отличие от многих других реформаторов президент Турции был убежден, что бессмысленно просто модернизировать фасад. Чтобы Турция могла устоять в послевоенном мире, необходимо было произвести фундаментальные изменения всей структуры общества и культуры. Можно спорить, насколько удалась кемали-стам эта задача, но она была поставлена и проводилась при Ататюрке с решимостью и энергией.

Слово «цивилизация» бесконечно повторяется в его речах и звучит как заклинание: «Мы будем следовать по пути цивилизации и придем к ней… Те, которые задержатся, будут потоплены ревущим потоком цивилизации… Цивилизация — такой сильный огонь, что тот, кто его игнорирует, будет сожжен и разрушен… Мы будем цивилизованными, и будем гордиться этим…». Не вызывает сомнений, что у кемалистов «цивилизация» означала безусловное и бескомпромиссное внедрение западного общественного строя, образа жизни и культуры Западной Европы.

Новое турецкое государство приняло в 1923 году новую форму правления с президентом, парламентом, конституцией. Однопартийная система диктатуры Кемаля продержалась более 20 лет, и лишь после смерти Ататюрка была заменена многопартийной.

Как глава государства он являлся верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами страны, принимал дипломатических представителей иностранных государств, назначал Председателя Совета министров, представлял парламенту ежегодные отчеты о деятельности правительства, подписывал и обнародовал принятые парламентом законы, а также инструкции Совета министров о порядке проведения в жизнь законов. Естественно, что главной задачей на тот период было разрешение экономических проблем. Еще до прихода к власти, «Экономический конгресс», созванный кемалистами в Измире в феврале 1923 года, поставил задачу перехода от мануфактуры и мелкого производство к крупным фабрикам и заводам, создания отраслей промышленности, для которых в стране имелось сырье, формирование государственного банка. В двадцатые годы правительство стремилось расширить использование сельскохозяйственных машин. С этой целью был принят ряд законов, которые предусматривали поощрительные меры для крестьян, использующих сельскохозяйственную технику. Правительство оказывало всемерную помощь кооперативам, снижало железнодорожные тарифы на перевозку фруктов, инжира, зерна и т.д. Любопытная форма поощрения правительством местной текстильной промышленности осуществлялась в соответствии с законом, принятым в декабре 1925 года. Государственные служащие обязаны были носить одежду, изготовленную из тканей отечественного производства, даже если эти ткани стоили на 10 процентов дороже, чем импортные. Разница в цене покрывалась государственными учреждениями и муниципалитетами.

Осознавая необходимость консолидации нации для решения трудностей, Измирский конгресс принял «Экономический обет» на принципах национального единства и предотвращения классовой борьбы. В нем пишется, что «турки любят друг друга от души, без различия классов и убеждений». Это были не просто красивые слова, а реальная задача преодоления последствий гражданской войны, раскола общества, разрешения межнациональных и социальных противоречий. Перед Мустафой Кемалем стояли труднейшие задачи: в том числе консолидация общества на идеях здорового национализма.

Нововведения Кемаля потрясали Турцию до основ. Уже к 1925 году он отменил десятину, дав наконец турецкому крестьянину возможность разогнуться и стать не только рабом своей земли, но и владельцем излишков урожая. В 1928 году Кемаль ввел в обращение латинский алфавит взамен арабского и начал крестовый поход против неграмотности.

Мустафа Кемаль видел в халифате связь с прошлым и исламом. Поэтому вслед за ликвидацией султаната он уничтожил халифат, члены османской династии высланы за пределы страны. Кемалисты открыто выступили против исламской ортодоксии, расчищая путь для превращения страны в светское государство. Почва для преобразований была подготовлена и распространением передовых для Турции философских и социальных идей Европы, и все более широким нарушением религиозных обрядов и запретов. Офицеры считали делом чести пить коньяк и закусывать его ветчиной, что выглядело страшным грехом в глазах ревнителей мусульманства.

Еще первые османские реформы ограничили могущество улемов и отняли у них часть влияния в области права и образования. Но богословы сохраняли огромную власть и авторитет. После уничтожения султаната и халифата они оставались единственным институтом старого режима, который сопротивлялся кемалистам.

Кемаль властью президента республики упразднил древнюю должность шейх-уль-ислама — первого улема в государстве, министерства шариата, закрыл отдельные религиозные школы и колледжи, а позже запретил шариатские суды. Новый порядок был закреплен республиканской конституцией.

Все религиозные учреждения стали частью государственного аппарата. Департамент религиозных учреждений занимался мечетями, монастырями, назнаем и смещением имамов, муэдзинов, проповедников, наблюдением за муфтиями. Религию сделали как бы отделом бюрократической машины, а улемов — государственными служащими. Коран перевели на турецкий. Призыв на молитвы стал звучать на турецком языке, хотя попытка отказаться от арабского на молитвах так и не удалась — ведь в Коране в конце концов было важно, не только содержание, но и мистическое звучание непонятных арабских слов. Выходным днем кемалисты объявили воскресенье, а не пятницу, мечеть Айя-София в Стамбуле превратилась в музей. В быстро росшей столице Анкаре практически не строили культовых сооружений. По всей стране власти косо смотрели на появление новых мечетей и приветствовали закрытие старых.

Турецкое министерство просвещения взяло под свой контроль все религиозные школы. Медресе, существовавшее при мечети Сулеймана в Стамбуле, которое готовило улемов высшего ранга, было передано богословскому факультету Стамбульского университета. В 1933 году на базе этого факультета был открыт Институт исламских исследований.

Однако сопротивление лаицизму — светским реформам — оказалось сильнее, чем ожидали. Когда в 1925 году началось курдское восстание, его возглавил один из дервишских шейхов, призывавших свергнуть «безбожную республику» и восстановить халифат.

В Турции ислам существовал на двух уровнях — формальный, догматический — религия государства, школы и иерархии, и народный, приспособленный к быту, обрядам, верованиям, традициям масс, который находил свое выражение в дервишестве. Изнутри мусульманская мечеть проста и даже аскетична. В ней нет алтаря и святилища, так как ислам не признает Таинства причастия и посвящения в духовный сан. Общие молитвы — это дисциплинирующий акт общины для выражения покорности единому, нематериальному и отдаленному Аллаху. С древнейших времен ортодоксальная вера, суровая в своем поклонении, абстрактная в учении, конформистская в политике, не могла удовлетворять эмоциональные и социальные потребности значительной части населения. Оно обращалось к культу святых и к дервишам, которые оставались близки к народу, чтобы заменить формальный религиозный ритуал или что-то добавить к нему. В дервишеских монастырях проходили экстатические собрания с музыкой, песнями и танцами.

В средние века дервиши зачастую выступали в качестве руководителей и вдохновителей религиозно-социальных восстаний. В другие времена они проникали в аппарат правительства и оказывали огромное, хотя и скрытое, влияние на действия министров и султанов. Среди дервишей шло жестокое соревнование за влияние на массы и на государственный аппарат. Благодаря тесной связи с местными вариантами гильдий и цехов дервиши могли влиять на ремесленников и торговцев. Когда в Турции начались реформы, стало ясно, что не богословы-улемы, а именно дервиши оказывают наибольшее сопротивление лаицизму.

Борьба порой принимала жестокие формы. В 1930 году мусульманские фанатики убили молодого армейского офицера Кубилая. Его окружили, повалили на землю и медленно отпилили ему голову ржавой пилой, выкрикивая: «Аллах велик!», в то время как толпа одобрительными возгласами поддерживала их деяние. С тех пор Кубилайсчитается как бы «святым» кемализма.

В свою очередь со своими противниками кемалисты расправлялись без жалости. Мустафа Кемаль обрушился на дервишей, закрыл их монастыри, распустил ордена, запретил собрания, церемонии и особую одежду. Уголовный кодекс запретил политические ассоциации на базе религии. Это был удар в самую глубину, хотя он и не достиг полностью цели: многие дервишеские ордена были в то время глубоко законспирированы.

Мустафа Кемаль поменял столицу государства. Ею стала Анкара. Еще во время борьбы за независимость Кемаль выбрал этот город для своей штаб-квартиры, так как он был связан железной дорогой со Стамбулом и в то же время лежал вне досягаемости врагов. В Анкаре состоялась первая сессия национального собрания, и Кемаль провозгласил ее столицей. Он не доверял Стамбулу, где все напоминало об унижениях прошлого и слишком много людей было связано со старым режимом.

В 1923 году Анкара представляла собой небольшой торговый центр с населением около 30 тысяч душ. Ее позиции как центра страны укрепились впоследствии благодаря строительству железных дорог в радиальных направлениях.

Газета «Таймc» в 1923 году в декабре писала с издевкой: «Даже самые шовинистически настроенные турки признают неудобства жизни в столице, где полдюжины мерцающих электрических лампочек представляют собой общественное освещение, где в домах почти нет воды, текущей из крана, где осел или лошадь привязаны к решетке маленького домика, который служит. Министерством иностранных дел, где открытые сточные канавы бегут посреди улицы у где современные изящные искусства ограничены потреблением плохого ракы — анисовой водки и игрой духового оркестра, где парламент заседает в доме, не большем, чем помещение для игры в крикет».

Несмотря на бедность в стране, Кемаль упорно тянул Турцию за уши в цивилизацию. С этой целью кемалисты решили внедрить в обиход европейскую одежду. В одной из речей Мустафа Кемаль объяснял свои намерения таким образом: «Было необходимо запретить феску, которая сидела на головах нашего народа как символ невежества, небрежности, фанатизма, ненависти к прогрессу и цивилизации, и заменить ее шляпой — головным убором, которым пользуется весь цивилизованный мир. Таким образом, мы демонстрируем, что турецкая нация в своем мышлении, как и в других аспектах, ни в коей мере не уклоняется от цивилизованной общественной жизни». Или в другой речи: «Друзья! Цивилизованная международная одежда достойна и подходящая для нашей нации, и мы все будем носить ее. Ботинки или башмаки, брюки, рубашки и галстуки, пиджаки. Конечно, все завершается тем, что мы носим на голове. Этот головной убор называется «шляпа».

Был издан декрет, который требовал от чиновников носить костюм, «общий для всех цивилизованных наций мира». Сначала обычным гражданам позволялось одеваться, как они хотят, но затем фески объявили вне закона.

Для современного европейца насильственная смена одного головного убора другим может показаться комичной и раздражающей. Для мусульманина это было делом большой важности. С помощью одежды турок-мусульманин отделял себя от гяуров. Феска в то время была распространенным головным убором мусульманина-горожанина. Вся остальная одежда могла быть европейской, но на голове оставался символ османского ислама — феска.

Реакция на действия кемалистов была любопытной. Ректор университета Аль-Азхар и главный муфтий Египта писал в то время: «Ясно, что мусульманин, который хочет походить на не мусульманина, принимая его одежду, кончит тем, что воспримет его верования и действия. Поэтому тот, кто носит шляпу из склонности к религии, другого и из презрения к своей собственной, является неверным…. Разве не сумасшествие отказаться от своей национальной одежды, чтобы принимать одежду Других народов?» Заявления такого рода не публиковались в Турции, но многие их разделяли.

Смена национальной одежды показала в истории желание слабых походить на сильных, отсталых — на развитых. Средневековые египетские хроники рассказывают, что после великих монгольских завоеваний ХII-го века даже мусульманские султаны и эмиры Египта, отбившие нашествие монголов, начали носить длинные волосы, как и азиатские кочевники.

Когда османские султаны в первой половине XIX века стали проводить преобразования, они прежде всего облачили солдат в европейские мундиры, то есть в костюмы победителей. Тогда и был введен вместо тюрбана головной убор, названный феской. Он настолько привился, что спустя столетие стал эмблемой мусульманской ортодоксии.

На юридическом факультете Анкарского университета однажды вышла юмористическая газета. На вопрос редакции «Кто такой турецкий гражданин?» студенты дали ответ: «Турецкий гражданин — это человек, который женится по швейцарскому гражданскому праву, осуждается по итальянскому уголовному кодексу, судится по германскому процессуальному кодексу, этим человеком управляют на основе французского административного права и хоронят его по канонам ислама».

Швейцарское гражданское право, переработанное применительно к нуждам Турции, было принято в 1926 году. Светские власти впервые осмелились вторгнуться в заповедник улемов — семейно-религиозную жизнь. Источником права вместо «воли Аллаха» были провозглашены решения Национального собрания.

В декабре 1925 года в Турции было введено европейское летоисчисление и времяисчисление. Для оптимизации работы с западными предпринимателями день отдыха был перенесен с пятницы но воскресенье. В 1926 году был введен гражданский кодекс, который отменял нормы мусульманского права, взамен церковного 6ыл установлен гражданский брак.

Принятие швейцарского гражданского кодекса многое изменило в семейных отношениях. Запретив полигамию, закон предоставил женщине право развода, внедрил бракоразводный процесс, уничтожил юридическое неравенство между мужчиной и женщиной. Конечно, новый кодекс носил вполне определенные специфические черты. Взять хотя бы то, что он предоставлял женщине право потребовать у мужа развода, если тот скрыл, что он безработный. Однако условия общества, установившиеся веками традиции сдерживали применение новых брачно-семейных норм на практике. Для девушки, которая хочет выйти замуж, непременным условием считалось (и считается) девственность. Если муж обнаруживал, что его жена — не девственница, он отсылал ее обратно родителям, и до конца жизни, она несла позор, как и вся ее семья. Иногда ее убивали без жалости отец или брат.

Мустафа Кемаль всячески поддерживал эмансипацию женщин. Женщины были допущены на коммерческие факультеты еще во времена первой мировой войны, а в 20-е годы они появились и в аудиториях гуманитарного факультета Стамбульского университета. Им разрешили находиться на палубах паромов, которые пересекали Босфор, хотя раньше их не выпускали из кают, разрешали ездить в тех же отделениях трамваев и железнодорожных вагонов, что и мужчинам. В 1930 году женщинам было предоставлено право выборов в муниципалитеты, а в 1934 году — в парламент. Результатом такой политики можно считать и то, что через несколько десятков лет премьер-министром страны стала женщина — Тансу Чиллер.

В одной из своих речей Мустафа Кемаль обрушился на чадру. «Она причиняет женщине большие страдания во время жары, — говорил он. — Мужчины! Это происходит из-за нашего эгоизма. Не будем же забывать, что у женщин есть такие же моральные понятия, как и у нас». Президент требовал, чтобы «матери и сестры цивилизованного народа» вели себя подобающим образом. «Обычай закрывать лицо женщинам делает нашу нацию посмешищем», — считал он. Мустафа Кемаль решил внедрить эмансипацию женщин в тех же пределах, что и в Западной Европе. Женщины получили право голосовать и быть избранными в муниципалитеты и в парламент. Его призыв к женщинам отказаться от чадры и стать деятельной частью общества привел к образованию женских комитетов, которые, в свою очередь, равнялись на первую леди Турции Латифе-ханум.

Дочь богатого купца, получившая образование в Парижском университете, отказалась стать любовницей полководца, но приняла предложение руки и сердца президента. Впрочем, семейная идиллия продолжалась только два года. Возможно, причиной развода послужило самоубийство любовницы Кемаля. Чувство вины перед этой женщиной и все более обострявшаяся зависимость от алкоголя превращали президента в нового султана. Вычитав как-то в одном французском журнале, что Турцией управляют пьяница, глухой (имелся в виду премьер-министр) и триста глухонемых (парламентарии), Кемаль с усмешкой заметил: «Писака ошибся. Турцией правит один выпивоха».

Кроме гражданского, страна получила новые кодексы для всех отраслей жизни. На уголовный кодекс оказали влияние законы фашистской Италии. Статьи 141 -142 использовались для расправы с коммунистами и всеми левыми. Коммунистов Кемаль не любил. ВеликийНазым Хикмет за свою приверженность коммунистическим идеям провел в тюрьме много лет.

Не любил Кемаль и исламистов. Кемалисты убрали из конституции статью «Религия турецкого государства — ислам». Республика и по конституции и по законам стала светским государством.

Мустафа Кемаль, сшибая феску с головы турка и вводя европейские кодексы, пытался привить соотечественникам вкус к изысканным развлечениям. В первую же годовщину республики он устроил бал. Большинство собравшихся мужчин были офицерами. Но президент заметил, что они не решались приглашать дам на танец. Женщины отказывали им, стеснялись. Президент отановил оркестр и воскликнул: «Друзья не могу себе представить, что в целом мире найдется хоть одна женщина, способная отказаться от танца с турецким офицером! А теперь — вперед, приглашайте дам!» И сам подал пример. В этом эпизоде Кемаль выступает в роли турецкого Петра I, тоже насильно вводившего европейские обычаи.

Преобразования затронули и арабский алфавит, действительно удобный для арабского языка, но не подходящий для турецкого. Временное введение латиницы для тюркских языков в Советском Союзе подтолкнуло к тому же деянию Мустафу Кемаля. Новый алфавит был подготовлен за несколько недель. Президент республики появился в новой роли — учителя. Кемаль сказал: «Граждане, мы должны принять новые буквы для нашего прекрасного языка… Мы должны освободиться от непонятных значков, в железных тисках которых нош мозг томился в течение веков… Научитесь без промедления этим новым турецким буквам. Обучите им весь народ, крестьян, пастухов, грузчиков, лодочников. Рассматривайте это как патриотический и национальный долг».Во время одного из праздников он обратился к собравшимся: «Мои друзья! Наш богатый гармоничный язык сможет выразить себя новыми турецкими буквами. Мы должны освободиться от непонятных значков, которые в течение веков держали наши умы в железных тисках. Мы должны быстро выучить новые турецкие буквы. Мы должны обучить им наших соотечественников, женщин и мужчин, носильщиков и лодочников. Это нужно считать патриотической обязанностью. Не забывайте, что для нации позорно на десять-двадцать процентов состоять из грамотных и на восемьдесят-девяносто из неграмотных».

1 ноября 1928 Национальное собрание приняло закон, вводивший новый турецкий алфавит и запретивший применение арабского с 1 января 1929 года. Введение латиницы не только облегчало обучение населения. Оно знаменовало новый этап разрыва с прошлым, удар по мусульманским верованиям.

В соответствии с мистическим учением, принесенным в Турцию из Ирана в средние века и принятым дервишеским орденом бекташи, образ Аллаха — это лицо человека, знак человека — его язык, который выражается 28 буквами арабского алфавита. «В них содержатся все тайны Аллаха, человека и вечности». Для ортодоксального мусульманина текст Корана, включая язык, на котором он сложен и шрифт, которым он напечатан, считается вечным и нерушимым.

Турецкий язык в османские времена стал тяжелым и искусственным, заимствовав не только слова, но и целые выражения, даже грамматические правила из персидского и арабского. С годами он становился все более напыщенным и неэластичным. В период правления младотурокпресса начала использовать несколько упрощенный турецкий язык. Этого требовали политические, военные, пропагандистские цели.

После внедрения латиницы открылись возможности для более глубокой языковой реформы. Мустафа Кемаль основал лингвистическое общество. Оно поставило себе задачей уменьшить и постепенно удалить арабские и грамматические заимствования, многие из которых закрепились в турецком культурном языке.

Затем последовало более смелое наступление на сами персидские и арабские слова, сопровождавшееся перехлестами. Арабские и персидские языки были классическими языками для турок и внесли в турецкий такие же элементы, как греческий и латинский в европейские языки. Радикалы из лингвистического общества были настроены против арабских и персидских слов как таковых, даже если они составляли значительную часть языка, на котором каждый день говорил турок. Общество готовило и публиковало список чужерод